|
Глава 5.
Закат. Обещание. Вера.
Полз третий день с тех пор, как только нас не принял
столь же огромный и могущественный, сколь равнодушный и капризный, Океан. Он
придумал для нас, будто для великих грешников, пытку длительную и мучительную –
мы должны были умирать от нехватки воды. Долго и осознанно. У нас оставалось
чуть больше одной бутылки воды. Все время хотелось пить, не смотря на влажный
от тумана воздух. Когда он концентрированно оседал на поверхности лодки, мы
жадно, не стыдясь, слизывали ее. Кроме того, мы уже выпили всю жидкость
консервов, старались пить даже не по минимуму, а меньше, но все равно воды
оставалось на день, максимум два. Я специально старался почти не пить, только
смачивал чуть губы, чтобы не трескались, хранил воду для него. За себя уже не
боялся, постепенно принимая свою судьбу...
Мы сидели и болтали. На пустые темы. Вернее, здесь
они были таковыми. Там, на суше, в безопасности и с планами на будущее, они,
знаю, казались бы важными и очень ценными, но здесь казались лишь далекими фантастичными
выдумками , обрубками щупальцев реальности.
Я рассказывал ему про свою собаку, которая сейчас
живет у соседей и очень по мне, наверняка, скучает. Уже поэтому я должен
вернуться. Вспоминая о ее необыкновенной преданности, я увидел слишком ярко для
воображения ее глаза. Мне рассказывали про одного человека, который, решив
проверить преданность собаки, отвез ее в лес вместе с недавно родившимися
щенятами. Отнес кутят в чащу и там оставил. Стал уходить, а собака в отчаянии и
ужасе начала метаться от щенят к хозяину и обратно. Но когда хозяин затерялся
среди деревьев, она все-таки кинулась за ним, бросив своих детей. Так хозяин
увидел бесконечную преданность собаки, ведь оставив щенят на погибель, пошла за
ним. Конечно, удостоверившись в этом, он вернулся и забрал щенят домой, но...
По-моему, так экспериментировать со своими лучшими друзьями слишком жестоко. Я
же и без всяких проверок знал, что она меня любит больше своей жизни. И тогда,
при пожаре, не привяжи я ее, погибла бы, но все сделала для меня. Я около часа
рассказывал про свою любимицу, вспоминая даже такие детали и моменты, о которых
раньше и не задумывался, не замечал и сильно этому удивлялся. Димка же
внимательно слушал с некоей даже долей восхищения так, что сразу становилось
ясно, как он всю жизнь мечтал о собаке, но строгая тетка не позволяла. А до нее
не было денег, по словам отца, даже чтобы прокормиться им самим, не то что
собаке. И тоже не позволял. Еще Димка рассказывал о том, как, отец утверждал,
что ладно и весело жили они до трагедии. И что он начал разговаривать очень
рано, и все заподозрили в нем наличие недюжинного таланта. Но потом, после
случившегося, отец им занимался мало, и никто его таланты раскрыть и развить не
пытался. Зато разговаривать Димка стал мало и был очень серьезным с самого
детства, словно пережив период ребячества еще в прошлой жизни.
Так вспоминали мы о многом, словно пытаясь словами и
образами заполнить пустоту вокруг нас... и в нас тоже. И моментами даже
казалось, что это не что иное, как просто туманная яма, которая окружила нас,
когда мы плавали на лодке по обычному городскому маленькому и привычному нашему
озеру. И что вот сейчас мы, услышав лай, повернем к берегу. А когда на него
взгромоздимся, на нас накинется Оно, лающее из-за великого счастья – то есть
из-за нас. Виляющее и лижущее так, словно Оно – это любимое и самое верное
существо – хочет своими слюновыделениями защитить нас от всех и вся. А если не
хватит, то и от остальных тоже. Но это были лишь мгновения.
Мы опять сидели в лодке, опять жевали что-то мучное,
которое на втором же куске застревало в горле и требовало воды для устранения
засора. Но воды не было. Почти. Но оно не считалось. После "обеда", который
больше напоминал давку в общественном транспорте в час-пик, устроенную в
масштабе моего горла, мы уснули. Хотя полноценным сном это назвать было нельзя.
Был, скорее, полусон, во время которого я размышлял и управлял своим мышлением.
Причем в отличие от обычного сна, состояние это воспринималось мной как очень
длительное. Я успел "обдумать" очень много, хотя спал всего час. Проснувшись,
но с закрытыми глазами, почувствовал, что Димка смотрит на меня. Мне было
тяжело выносить его пристальный взгляд и не подавать виду, что я проснулся. Тяжело,
потому что надо было поговорить с ним на очень важную тему. Причем сейчас.
Потом может быть очень поздно. Слишком поздно. Но я боялся начать. Боялся
сделать самый трудный шаг – первый. И хотя знал, что никуда не денешься, так
как мне надо знать ответ... Никак не мог заговорить. Да, конечно, эти три дня
очень сблизили нас. Появилась легкая паутинка доверия, но я очень боялся, что у
нас слишком мало было времени, а больше взять негде. Я это чувствовал. Но не
мог никак его спросить. Вдруг мгновение принесло мне воспоминание пожара, мысли
отчаяния и ненависти, себя после него... И я все-таки с закрытыми глазами,
прыгнув в пропасть, спросил:
- Если
выживем, хочешь жить у меня? Мы всегда будем вместе…
Затем быстро открыл глаза, чтобы поймать его реакцию.
На лице у него отразилась жутчайшая борьба, которая показывала, что он тоже
очень много передумал за эти дни. И хотя мы сидели на расстоянии вытянутой руки
друг от друга, в этот момент я увидел между нами многоэтажный дом невыполненных
обещаний, которые принесли страдания, научили никому не доверять, ни во что не
верить:
-
А
мы не выживем... – мрачно и безнадежно сказал он.
-
А
если бы это все-таки случилось?
-
Нет.
Я не верю. Не верю больше никому. Ни людям, ни жизни. Надо надеться только на себя.
Потому что, когда тебя предадут, будет слишком больно.
Я грустно посмотрел на
него: мне нечего было сказать. Нет на свете таких слов, таких аргументов,
которые смогли бы тогда переубедить его.
-
Ты
знаешь, я тебя понимаю, - он с удивлением, даже с каким-то возмущением, вскинул
на меня взор, - Я не обижаюсь. И… Знаю, что ты передумаешь. И когда это произойдет,
знай, что я рядом. Даже если меня не будет с тобой физически, я всегда буду с
тобой. Ты всегда сможешь мысленно поговорить со мной, чувствуя, что тебя
понимают. Потому что, когда ты этого захочешь - я обещаю быть…
Дима отвернулся. Однако я
видел: он услышал. Но чувство противоречия и огромное чувство обиды на всю свою
прошлую жизнь пережимали ему горло. Но это только пока… Ведь он очень сильный
парень. Только сильные могут сохранить веру в людей. Только такие, как он,
могут не боятся слишком громадного и яркого мира. Я сломался. Но он, знаю,
выдержит.
|
