Хочется плакать от бессилия. Не только оттого, что
снова столкнулись с тем, что выше наших людских сил, но и оттого, что прошел
год после окончания ими консы, после того, как
последний раз виделись. И чуть больше двух месяцев с тех пор, как нашлись в
«Одноклассниках». Это вообще не считается: «Привет-привет, давай дружить!» - и
смайлик.
Ну что такое год? Девчонки закончили, разъехались,
и вроде бы вся жизнь впереди, и до нас будут доходить новости – хорошие,
конечно, - письмами, сообщениями. Живешь будущим, память пассивно отдыхает. А
теперь все – в прошедшем времени, и что я помню?!
Я помню… Их было трое. И мне казалось, что они
близнецы, хотя трудно представить себе более непохожих девчонок, чем Катя, Оля
и Ксюша. А еще я постоянно путала по фамилиям Прасол и Кузуб
– и повезло же курсу на необычные фамилии! И я до сих пор помню, что все время
они писали статьи парами, и не помню, кто именно – то ли Оля с Ксю, то ли Катя с Ксю… Чтобы
уточнить, надо доставать наши выпуски «Консонанса», а там – ее фамилия. Ее
слова. Боюсь. И когда они приносили эти статьи в ИИО, я никогда не знала, кто
из них принес. Вроде, Катя. А может, Ксюша… Странная вещь – человеческое
сознание, разве так трудно было отличить длинные волосы и короткие,
медлительную значительность Катиной фигуры, точеность
Олиной и очаровательную, пышно-изящную кокетливость Ксюшиной? Так было месяца
три. А потом появились статьи, написанные по отдельности. Это было удивительно.
А потом мы как-то поговорили с ними, с каждой – сейчас уже и не вспомнить, о чем.
Это были обычные мини-разговорчики – немножко о деле, немножко вообще. Но
именно тогда они сфокусировались в сознании по отдельности – Катя стала Катей,
Оля – Олей, а Ксюша стала Ксюшей.
Я помню… Внешний облик запечатлели фотоснимки, и
память соглашается с ними: необычное Ксюша производила впечатление. Яркая
девушка. Что-то немного цыганское было в ней, но облагороженное, оставляющее
ощущение Стиля. Цветастые кофточки, коротенькие юбочки, высветленная прядь
волос… Говорила чуть замедленно, но словно всегда с подтекстом. И улыбалась
чуть насмешливо. Вся прелесть была в этих неуловимых «чуть». Я, помню,
удивлялась присутствию ее на кафедре музыковедения: по внешности Ксюша должна
была быть директором модельного салона или студии по дизайну ногтей. Но Ксюша,
улыбаясь загадочно, приносила статьи, которые становились все лучше. А потом
оказалось, что ее дипломная радиопередача – самая острая и яркая на курсе. А
потом Марина Юрьевна сказала, что она ими гордится – этими девочками, которых
мы поначалу считали слабым курсом. И больше всего – ими, Ксюшей и Катей, как в
корне изменившими ее представление о себе, оказавшимися способными на
невероятное…
А потом был год после журналистики, когда я о них
слышала лишь со слов – «приходят, помнят, пишут и делают передачи», и случайные
встречи в консерватории, где я была уже набегами. А потом они закончили и
уехали, и хорошо, что есть «одноклассники» и там - они, девчонки-однокурсницы,
ибо кто как не они сказали мне, что уже нет никакого «потом» для одной из нас.
Я не люблю прошедшее время. Даже в статьях и
рецензиях, самим своим существом предназначенных свидетельствовать о бывшем,
стремлюсь его избегать: любой концерт – это точка в пространстве, от которой видет вектор к следующей. Тем более не хочется говорить в
прошедшем времени о молодой жизни, которая вся – вектор, направленный вперед.
Утешением здесь может служить мысль о существовании продолжения ТАМ, как будто
вектор этот перешел в другое измерение, а в нашем – продолжается в памяти тех,
кто был рядом «по эту сторону». Текст, который рождается сейчас – словно
фотография этой памяти. У меня – бледная и размытая, увы, у однокурсниц – более
яркая и цветная, но вместе, глядишь, составится альбом. И Ксюша будет жить.
Забвению вопреки.
|
