|
Полина не
искала его в этот день. Да и он не знал, что встретит ее. Видимо, случайностью
было то, что они столкнулись на углу большого и пугающе желтого здания -
местной больницы. Столкнулись почти буквально. Артур в своих вечно сползающих
на нос очках был стремителен и неуклюж одновременно. Этим он часто досаждал
окружающим, спасаемый только тем, что всегда очень искренне просил прощения.
Вот и теперь, с разбегу налетев на зазевавшуюся Полину, Артур приобрел
испуганное выражение и стал торопливо извиняться, но, увидев улыбку на ее лице,
смущенно замолк.
- Здравствуй,
Артур. Тебя трудно не заметить. Ты так торопился куда-то... У тебя нет времени?
- Милая Полина, я не могу никуда спешить. Или ты забыла?
- Да, конечно! Ты - вольный художник, человек независимый. Ирония, которая
вопреки желанию Полины все же сквозила в ее голосе, ничуть не обидела Артура.
Он, по-прежнему, был рад неожиданной встрече. Полина же, слегка смутившаяся
своей последней реплики, спешно перевела разговор на другую тему.
- Знаешь, у меня скоро выходит роман, - улыбнувшись, заметила она.
- Замечательно! - обрадовался Артур. - Поздравляю. Как называется?
- Я назвала его "Толстые очки в золотистой оправе с цепочкой".
- Почему так длинно?
- Потому что роман большой.
Полина засмеялась. Но не потому, что ей показался смешным собственный ответ,
скорее она смеялась по привычке: так отвечала молодая писательница всем,
задававшим этот вопрос. Артур смеялся тоже. Вдруг он резко посерьезнел и
сказал:
- Пойдем ко мне в мастерскую. Я хочу тебе кое-что показать. Мне нужен твой
совет.
- Ну, если нужен... Пойдем.
Полина больше
не смеялась. Но она была рада. Не той радостью, что испытывала до этого, уже
иной, настоящей. Артур пригласил ее в святая святых - свою мастерскую, куда
попадали очень немногие его друзья. Полина была из тех самых - немногих. Причем
в какой-то степени привилегированной, потому что Артур приводил ее чаще других
и даже спрашивал совета. Полина не понимала, чем может ему помочь, она просто
всегда говорила свое мнение о картине. Говорила о том, что чувствовала и
думала. А Артур внимательно слушал. Случалось, что после демонстрации картины
Полине полотно исчезало навсегда в неизвестном направлении. Куда - Полина не
знала, но догадывалась, потому и боялась говорить Артуру свои мысли о его картинах.
Панков Артур
Иванович был художником-пейзажистом. Причем, вероятнее всего, талантливым. По
крайней мере, так считали многие ценители живописи, знавшие его работы. Полина
же ценила картины Артура за то, что в них всегда была душа. Усталая, печальная или,
наоборот, веселая и счастливая, но всегда - душа. В этом Полина была уверена.
Единственное, чего она никак не могла понять, так это того, как он этого
добивался.
Теперь же у Артура явно была проблема: что-то не получалось. Полина поняла это
сразу же, как только он заговорил серьезно, т.к. ей уже случалось бывать в
такой ситуации. Опять она должна была давать совет, который, как показала
жизнь, мог существенно изменить судьбу картины.
Мастерская
Артура представляла собой просторный чердак частного дома, пропахший красками и
еще чем-то едким и заваленный всякой всячиной. К последней, впрочем, относились
исключительно предметы, имеющие связь с изобразительным искусством. У окна, как
маяк среди моря, возвышался мольберт. В данный момент он был пуст.
Полина чувствовала,
что с каждым шагом Артур начинает все больше волноваться. Когда они попали в
мастерскую, он почти подбежал к мольберту, оттолкнул его в сторону, будто
никчемную вещь, и достал откуда-то завернутый в тряпку холст. Тряпка слетела
почти тут же. И перед Полиной открылось лесное озеро.
Что-то было не
так. Она поняла это сразу. И испугалась: Артур заметил ее замешательство и, как
всегда, все понял. Лицо его потускнело, чуть заметно увяло, и он хотел убрать
холст прочь. Но Полина именно этого больше всего и боялась.
- Артур! - она подскочила к нему легко и быстро, поймав руками его запястья и
заглянув в глаза.
- Дай, - услышал он мягкий голос и повиновался.
Полина опустилась там же, где и стояла, в низкое складное креслице. Артур встал
тенью у окна.
Озеро, лес,
тропинка спуском к воде - все казалось ей знакомым. Почему - она не могла
понять. Полина решила об этом не думать и увлеклась другим своим впечатлением.
После долгих попыток сформулировать ускользающую мысль она, наконец, нашла
нужное слово.
- Осиротевшая, - уверенно произнесла она, не спуская глаз с картины. Почему? -
шевельнулась тень у окна.
- Осиротевшая, - зачем-то повторила Полина. Они помолчали. Она пыталась как
можно вернее облачить ускользающие мысли в слова. Потому говорила медленно, даже
с трудом.
- Она потеряла главное. Она потеряла душу. Ветки деревьев, зеркало озера,
траву, пеньки - их ничто не объединяет между собой. Они друг другу чужие.
- Чужие? - голос Артура показался ей равнодушным, полным презрения к самому
себе.
И тут она поняла,
почему Панков так жестоко расправлялся с неудавшимися картинами. Он боялся их.
Боялся, что они могут стать закономерностью. Поэтому Артур испытал холодный
ужас, когда Полина подтвердила его опасения: картина не удалась, в ней не было
души. Оставалось дождаться ухода подруги, сумев проводить ее так, чтобы она ни
о чем не догадалась, и расправиться с "недоразвитым уродцем", как он
уже успел окрестить пейзаж.
Все это Полина
поняла и почувствовала в один миг после его холодного вопроса. С жалостью она
бросила взгляд на картину, чья судьба была решена, и вдруг вспомнила: лесное
озеро пришло сюда из детства, это на него маленькая Поля бегала смотреть по
утрам, когда природа еще лениво потягивалась со сна. От яркого и самого
дорогого воспоминания детства у Полины сжалось сердце. Уничтожить картину? Нет,
никогда! Артур испугался того, как резко она вскочила.
- Ты нарисуешь туман! - раздался ее вопль.
Оба замерли, осознавая, что произошло. Туман - вот единственное нужное слово.
Туман - это то, чего так не хватало картине. Туман был ее душой. Все оказалось
очень просто: озеро, лес, дорожка были в тумане, а его самого не было. Полина
даже засмеялась от радости, как в детстве.
- Артур, милый мой Артур Иванович, - произнесла она полусерьезно, - завтра
утром я тебе позвоню. И не смей никуда исчезать!
Полина уже пошла было к выходу, но остановилась, резко обернулась и взяла в
руки неоконченный пейзаж с лесным озером.
- А это я пока заберу с собой. До завтрашнего утра. И Полина ушла. Артур даже
не пытался ее остановить. Ему было холодно и все равно.
На следующее
утро, вернее еще ночью, Артура разбудил телефон. Панков инстинктивно поднял
трубку, но сказать ничего не смог.
- Артур! Бери
краски, бумагу и кисти. Через час я жду тебя у первой кассы Московского
вокзала. До встречи.
Это была Полина. Панков повиновался, хотя сквозь сон еще слабо понимал, что он
делает.
В теплом
свитере с поднятым воротником и рюкзачком на плече Полина ждала Артура у кассы.
В руке она держала два билета до маленькой станции, где мало кто ходит и останавливается
только поезд.
Накануне
Полина много писала, поэтому правая рука ее понемножку ныла, хотя ей было не
привыкать. Полина писала всю ночь, как одержимая. Первым делом написала
извинение издателю. Потом писала маме, подругам. Когда с письмами было покончено,
Полина взялась за то, что любила больше всего. Она сочиняла. Потом рвала и
выкидывала исписанные листки, убеждаясь в собственной правоте. Мысль,
постепенно закравшаяся в ее голову, все больше утверждалась: она сама еще не
научилась рисовать туман.
Теперь Полина
улыбалась, представляя себе апофеоз ночного сражения: печатные листы изгибались
в огне, прощально дергая обгоревшими уголками. Роман с длинным названием не мог
валяться в мусорном ведре. Во-первых, тогда его еще можно было бы вернуть.
Во-вторых, книге, считала Полина, пусть и плохой, не должно лежать рядом с
картофельной кожурой и пустой консервной банкой. Книга должна была исчезнуть
навсегда. Лучше всего было ее сжечь. Но не вместе же с квартирой! Поэтому
рюкзачок теперь так оттягивал Полине плечо.
Артур пришел
вовремя. Стремительность и неуклюжесть его, казалось, исчезли навсегда. Он
сильно изменился, стал даже несколько угрюмым. Полина не отдала ему холст,
решила еще подержать его у себя. Ей так показалось надежней. Картину она вернет
ему потом, уже после растопки большого камина на даче. И положит рядом со
стопкой набросков, на которых будет легко и почти гениально запечатлено лесное
озеро туманным утром. И уже в поезде Полина поймет, как будет называться ее
первый роман, который она, если когда-нибудь и издаст, то, вероятно, не в том
издательстве, которое почти напечатало ее имя на обложке романа с длинным
названием. Хотя бы потому, что издатель вряд ли простит ей когда-нибудь эту
выходку.
Василиса
Сатирская
|
