|
 26 сентября в Нижнем Новгороде выступали
музыканты "Moscow Art Trio", - ансамбля импровизационной музыки, в которой
соединяются джазовый дух, фольклорная стихия и академическая дисциплина. Они
играют по законам творчества, где стили и жанры не имеют большого значения.
Завсегдатаи филармонического абонемента "Музыка в джинсах" были
заинтригованы анонсом предстоящего концерта: "Композиции Михаила
Альперина, созданные не без помощи Пярта и Гайдна, с
отголосками подлинного фольклора России и Норвегии, Индии и Грузии… Грустные
песни и иронические танцы, юмор и импровизации, похороны и свадьбы,
современность и традиции…". Вот такой неожиданный сплав возник в
выступлении "Moscow Art
Trio".
Джазовое трио и симфонический оркестр нечасто выступают вместе.
По словам Сергея Старостина, участие оркестра расширяет тембровые возможности
"Moscow Art Trio" и открывает новые горизонты в джазе. Во многом,
благодаря оркестровому звучанию музыка приобретает философскую глубину. Сам состав
"Moscow Art Trio" отнюдь не джазовый, скорее камерный –
фортепиано, валторна и фольклорный вокал. В их арсенале также есть альпийский
рог, флюгельгорн, жалейки, рожки и дудочки. Этот
коллектив уникален еще и тем, что все три музыканта живут в разных странах:
Михаил Альперин в Норвегии, Аркадий Шилклопер – в
Германии, Сергей Старостин – в России. Михаил Альперин рассказал мне о том, как
часто музыканты "Moscow Art
Trio" встречаются, для того чтобы репетировать.
Михаил Альперин:
- Собираться, делать новые программы, репетировать и играть
концерты – это очень не простое занятие, когда музыканты живут в разных
странах, как мы, например, - в Москве, Осло и Вупертале.
Но мы играем вместе уже 16 лет, ансамбль сыгранный, поэтому нам нужен один-два дня, чтобы войти в форму и восстановить то, что
было сделано раньше. Но это возможно только после огромного количества лет
совместной работы.
Михаил Альперин и Аркадий Шилклопер познакомились еще в конце 80-х. Дуэтом они часто
играли не только в России, но и за рубежом. Сергей Старостин присоединился к
ним позже. Любопытно, что именно с "Moscow Art Trio" Старостин впервые
окунулся в стихию джаза. А до этого музыкант многие годы серьезно занимался
русским фольклором.
 Сергей
Старостин:
- Главный музыкальный импульс я получил от моих родителей. У меня
деревенские корни. Дома постоянно звучали народные песни: и бабушка, и мама, и
тетушка знали их и пели, а отец играл на гармошке. Все наши семейные праздники
проходили в домашнем музицировании. Естественно, это
наложило отпечаток на всю мою дальнейшую жизнь. Поскольку я петь любил с самого
детства, то в результате и учиться направился в хоровую капеллу. Потом я
поступил в училище, где стал играть на кларнете. Потом была консерватория, где
произошло мое первое знакомство с фольклором уже на новом, неизвестном мне
ранее уровне. У нас была фольклорная практика. Мы поехали в Рязанскую область,
и я открыл для себя, что фольклор – это действительно целый мир, глубокий и
очень интересный мир. Потом я стал углубляться в философию и мировоззрение
людей, живущих на земле. Эта поездка в фольклорную экспедицию дала очень
большой импульс к изменению моего музыкального сознания. Тогда я стал
разрываться между классической музыкой и фольклором. В результате, и то, и
другое пригодилось мне в жизни. Эти знания и навыки легли в основу нашего
совместного творчества с Михаилом Альпериным и Аркадием Шилклопером
в "Moscow Art Trio".
- А как, Сергей, Вы пришли в джаз?
- В джаз меня вовлекли, скорее. С Мишей Альпериным и Аркашей Шилклопером мы познакомились в Германии в 1989-м году. Мы
встретились совершенно случайно, потому что каждый был со своим коллективом, со
своей программой. Оказалось, что мы друг другу интересны. Мы стали регулярно
тогда встречаться (уже в Москве) и делать новую программу. В то время я
познакомился с импровизирующими джазовыми музыкантами. Миша знал американский
традиционный джаз, но хотел найти свой путь. Как музыкальный путь, джаз меня
пугал - в нем таилась загадка, которую на тот момент не очень хотелось
разгадывать. Океан импровизационной музыки огромен, и в нем всегда можно найти
свое течение. Вот таким образом я вовлекся в атмосферу импровизационной музыки.
А потом у меня появились другие проекты: с Владимиром Волковым, с
Андреем Кондаковым, со Славой Гайворонским,
с авангардными музыкантами – Сергеем Летовым, Юрием
Парфеновым. Какие-то проекты создавались ненадолго, но были проекты более
постоянные. Например, с трио Волкова я сотрудничаю давно, – это очень
интересный коллектив. С ними мы записали три диска, но материал есть еще на два
альбома.
Сразу же после появления "Moscow Art Trio"
с Альпериным, Старостиным и Шилклопером произошел
один случай, который повлиял на все их дальнейшее творчество. Вначале 90-х они
приехали в столицу Норвегии для того, чтобы записать свою первую пластинку, и
не где-нибудь, а на ECM. На прослушивании Манфред Эйхер,
владелец фирмы звукозаписи, глубоко понимающий искусство джаза, вынес им
приговор: все это не годится. "Забудем все, что записали сегодня. Идите в
отель, отдыхайте… А завтра будем делать что-то совсем иное". Этими
словами, как звукорежиссер потом признался, он хотел "вызвать в них
состояние драмы". Окончание этой
истории мне досказал Михаил Альперин.
Михаил Альперин:
- Манфред Эйхер не очень поверил, что
этот проект имеет право на существование, потому что ему казалось, что фольклорный
певец и рояль с валторной слишком уж далеки по своей тембровой природе. Мы были
расстроены, потому что это было только начало, и такой авторитетный человек нам
это сказал. Такая вот небольшая драма. В каталоге была пластинка, но она,
конечно, не вышла, потому что это было фиаско. Но повлияла она на нас как раз
позитивно, потому что в нас проснулось детское такое негодование: "Мы все
равно докажем, что мы чего-то стоим. Мы просто не готовы сейчас, но пройдет
время…" Так и получилось. Подобные неудачи творческим людям иногда очень
важны, чтобы потом подняться и идти дальше.
Мы остались в тот день в студии, совершенно разбитые: я сидел на
полу с мелодикой, Сережа Старостин держал в руках свою жалейку и Аркаша -
валторну, и вдруг мы заиграли. Это была мелодия, которая впоследствии стала
называться "Funeral" –
"Похороны". Потом мы переделали ее в композицию с песней "Под
Киевом". А сегодня в концерте эта пьеса прозвучит как фрагмент первой,
открывающей колокольной композиции с музыкой Арво Пярта "Cantus In Memory of
Benjamin Britten".
- Вы играете композиционную музыку
или в Ваших выступлениях большую долю составляет импровизация?
 -
У нас есть в музыке и то, и другое. Эстетика ансамбля – написанная мною
композиционная музыка, в которой всегда есть место для импровизации. Мы не
академический ансамбль, который играет от начала и до конца записанные ноты, –
мы балансируем между письмом и импровизацией.
- Каким образом в Ваши композиции
вплетается классическая музыка?
- Я беру ее как отправную точку. Арво Пярт – как основа для похоронного плача - русской печальной
протяжной с колокольным звоном. Вообще, я воспринимаю все как театр, как фильм.
Пьеса с музыкой Арво Пярта очень
кинематографична. И Гайдн в каком-то смысле кинематографичен тоже.
С
Гайдном музыканты "Moscow Art
Trio " в выступлении с нижегородским оркестром
поступили вот как. Взяли ре мажорный фортепианный концерт и начинили его
импровизациями в восточном стиле, и в результате получился "Гайдн из
Монголии".
Михаил Альперин:
- Меня сегодня спросили: "Почему твоя пьеса называется
"Гайдн из Монголии"?" Я ответил так: "Потому что Гайдн был
монголом на самом деле, его звали Сухабатор, и глазки
у него такие монгольские, - он там родился, пил лошадиную кровь, ел сырое мясо
и пел монгольские песни. А потом народ решил сделать из него героя германской
культуры".
Вот так мы иногда дуркуем вместе. Это
дает нам ощущение, что классика – не музей, и что тот же Гайдн или Моцарт - они
все были живыми людьми, игрались, баловались. А академические музыканты и
публика потом из их музыки всегда делают музей. Как раз, поэтому импровизация
спасает: она не дает нам стать слишком серьезными. Ведь музыка – это игра, и
нельзя забывать, что мы играем в музыку. Это может быть очень серьезная игра –
в ней может быть много слез, эмоций, и должно быть очень много. Но баланс между
игривостью и эмоциональным миром, таким оголенным, для меня всегда очень важен.
- Используете ли Вы средства
современной академической музыки, такие как сонорика,
алеаторика, додекафония, препарированный рояль?
- Это краски, которые я могу использовать, если они мне
понадобятся. Я их знаю достаточно много. Но они для меня не имеют совершенно
никакого значения. Для меня важен смысл: зачем я их использую и что я хочу
сказать. Нужна алеаторика для создания какого-то образа - сделаем. Художник
имеет в запасе 40 - 50 красок, но он же не думает: "Какие краски я сейчас
смешаю – желтую с синей или зеленую с розовой". Он думает совершенно
другими категориями: "Я хочу изобразить что-то важное", и потом ищет,
какими красками изобразить это. Так же и у композитора. Но если ты слишком
много занят алеаторикой, то ты занят красками. Краски ради красок – это мне не
интересно.
 -
Вы как-то говорили: "Меня уже не интересует джаз как таковой, это для меня
частичка Большой Музыки. Он рядом с Бахом и народной песней"…
- Сейчас я еще больше уверен, что все границы от ума, и мир
открыт. Не так важно, говорите вы языком джаза, рока, классики или Баха. Важно найти
свой голос в этом огромном мире. Это важно не только для музыкантов, но и для
любого человека. Мир такой многообразный, самое главное – не потеряться в нем.
Очень важно искать свой голос и быть открытым к этому миру.
- Один критик назвал Вас создателем собственного мира. Каков этот
мир?
- Я был бы счастлив, если бы это было так. Если я ухитрился
создать собственный мир, то это значит, что я нашел свой голос. Я создавал
собственный мир по крупицам, эволюционировал вместе со своими друзьями только
для того, чтобы найти собственный голос. А каков этот мир, пусть
"разглядывает" публика. Главное, что мне самому в этом мире
комфортно, потому что он мой, - ведь я ни у кого его не украл.
- Кого бы Вы могли назвать своими
учителями в музыке? Может быть, музыкантов-кумиров или композиторов, которые
повлияли на Ваше творчество…
- Русская музыка повлияла, конечно: Мусоргский, Стравинский,
Шостакович и Прокофьев, а также Барток. Но я не знаю,
насколько сильно их музыка на меня повлияла. Мне кажется, мой учитель – Сережа
Старостин. Учитель – не тот, кто учит тебя петь или играть. Учитель открывает
тебе мир, в котором ты уже сам карабкаешься и познаёшь новые глубины. Он мне
открыл мир фольклора. Через него я понял, что мир фольклора безграничен, у него
нет дна, это вечность. С тех пор меня заинтересовало все, что не имеет границ,
что не имеет никакого отношения к времени. Все, что имеет время, умрет.
Фольклор никогда не рождался, поэтому никогда не умрет.
- Отличается ли норвежский фольклор
от русского? И вообще, давно ли Вы живете в Норвегии?
- Я 13 лет назад уехал преподавать в консерваторию в Осло, и до
сих пор там преподаю. Роб Уоринг, перкуссионист,
который со мной приехал на этот концерт, тоже преподает в этой академии.
Норвегия – чудесная страна и очень музыкальная. Фольклор норвежский – это
богатства невероятные, он очень сильно сохранился в оригинале: в свое время там
было мало дорог, и он как бы "законсервировался". Поэтому найти в
Норвегии живые источники фольклора гораздо легче, чем в России. Вообще все
фольклорные источники мира – это одна семья, у них одна мать. Я просто
чувствую, что попал в другой сад, но этот сад принадлежит одному и тому же
миру.
- С какими из норвежских музыкантов
Вам приходилось играть?
- Со знаменитым барабанщиком Йоном Кристенсеном, с саксофонистом Туре Брунбергом,
с"Brass Brothers",
с фольклорными скрипачами, – с кем я только там не играл. Я пробовал
сотрудничать с разными коллективами, но норвежские музыканты – это все-таки
гости: в гостях хорошо, а дома лучше. Мой родной дом – это "Moscow Art Trio",
а не норвежские музыканты. В Норвегии у меня есть проект, связанный с северной
музыкой, - с виолончелью и ударными. Но это европейская эстетика -
импровизационная камерная музыка. А с русским фольклором у меня более глубокие
связи.
"Музыка в джинсах" –
уникальный филармонический абонемент в Нижнем Новгороде, который представляет
публике неожиданный тандем классики и джаза. В выступлении "Moscow Art Trio"
с нижегородским симфоническим оркестром академическая традиция и джаз
переплелись с фольклором. Джаз и фольклор позволяют прикоснуться к музыке в ее
почти стихийном проявлении, возвращая нас к природным, вечным ее началам.
Михаил Альперин, Аркадий Шилклопер и Сергей Старостин
через древнюю русскую культуру, норвежский фольклор и современную академическую
музыку открыли для себя глубины человеческого бытия, и своим творчеством
передают слушателям накопленную сокровенную мудрость. Им удалось создать в зале
ощущение "вне времени", а это и есть цель настоящего искусства.
Юлия Александрова
|
