Замечали ли Вы, что к писателям и поэтам, которые были нашими
земляками, мы относимся по-особому? Например, в Орле почитают Тургенева и
Тютчева, в Вологде – Батюшкова, в Туле – Жуковского и Толстого, в Воронеже –
Бунина, в Н.Новгороде – Горького...
А мне, в этом смысле, дорог Александр Степанович
Грин. К его книгам я обращаюсь постоянно, порой перечитывая по несколько раз.
Совсем недавно я увлеклась «Бегущей по волнам» - романе о мечте. Погоня за ней
приводила героев к невероятным совпадениям и скрещениям судеб. Но мечта
постоянно сталкивалась с реальностью: прекрасный корабль попал в руки негодяя -
капитана Геза, праздничный блеск маскарада в Гель-Гью не удержал горожан от попытки разрушить символ
города - статую “Бегущей”… Только Фрези Грант
предпочла мечту реальности – и стала добрым ангелом, всегда готовым прийти на
помощь. Путешествуя по странам и городам, не существующим на карте, знакомясь с
необычными, загадочными героями, невозможно не поверить в их существование,
столь реалистично они описаны.
И всего лишь несколько строк заставили меня
усомниться в истинности повествования: «… Гез…
выпрямился, хлопнул руками по коленям и вынул из нижнего ящика стола скрипку.
Увидев это, я поддался соблазну сесть снова. Задумчиво рассматривая меня, как
если бы я был нотный лист, капитан Гез тронул струны,
подвинтил колки и наладил смычок, говоря: «Если будет очень противно, скажите
немедленно. Я молча ждал. Зрелище человека с желтым лицом, с опухшими глазами,
сунувшего скрипку под бороду и делающего головой движения, чтобы удобнее
пристроить инструмент, вызвало у меня улыбку, которую Гез
заметил, немедленно улыбнувшись сам, снисходительно и застенчиво. Я не ожидал
хорошей игры от его больших рук и был удивлен, когда первый же такт показал
значительное искусство. Это был этюд Шопена…».
Прочитав такой эпизод, я очень удивилась: это
фортепианное произведение, с профессиональной точки зрения, совершенно
невозможно сыграть на скрипке. Поэтому я решила попробовать себя в роли
соавтора и попыталась представить, что мог играть Гез.
Для начала я обратилась к биографии писателя.
Никаких упоминаний о музыке, окружавшей писателя в детстве, я не нашла.
Некоторые факты указывали лишь на то, что во время своих скитаний А.Грин слышал
песни матросов, рабочих, в большинстве своем, вызывающие, по форме и
содержанию. И все же мои поиски увенчались успехом: из воспоминаний первой жены
Веры Павловны я узнала, что Грин относился к музыке очень избирательно. Список
любимых произведений автора ограничивался теми, которые он слышал на эстраде или
в граммофонной записи. Все они, так или иначе, упомянуты в его сочинениях. Это
- «Хабанера» Ж. Бизе, «Рапсодия» Ф. Листа, оперы «Отелло» Дж. Верди и «Фауст»
Ш. Гуно, несколько романсов и имена отдельных
композиторов: Бетховен, Шопен, Григ, Рубинштейн и Моцарт. Вера Павловна также
пишет, что «за 8 лет их супружеской жизни он почти не бывал в театре. В 1913
году на балете «Дон – Кихот» Грину показалось, что благородный Дон – Кихот
осмеян, и он громко начал делать замечания, вызывая этим недовольство и шиканье
публики».
Таким образом, я выяснила, что музыкального
образования писатель не имел и руководствовался лишь любительскими
субъективными пристрастиями. Судя по всему, из инструментальной его наиболее
привлекала фортепианная музыка, возможно, поэтому он не разбирался в скрипичном
репертуаре. Музыку ХХ века он относил к эстетике механического. Подтверждение
этому я нашла в рассказе «Серый автомобиль», где автор упоминает «новые
композиции, старательно передающие диссонанс уличного грохота или случайных звуков».
Грин считал эту музыку неживой и отрицал любое авангардное искусство. Поэтому и
выше приведенный список состоит только из образцов романтики и классицизма.
Опираясь на то, что в тексте уже упомянут Шопен, я решила сосредоточить свои
поиски на скрипичной музыке XIX века.
Предположение
первое:
Вначале воображение подсказало мне образ главного
скрипача-романтика – Никколо Паганини. Биографические
рассказы о нем, насыщенные таинственными легендами, сближают генуэзца, если
исключить дьявольские мотивы, с героями произведений Грина. Скрипача даже
называли «Колумбом новой эры». Страдая от одиночества и непонимания, Паганини
главного своего собеседника и единомышленника нашел в скрипке, которую нередко
одушевлял и представлял в мужской ипостаси с именем «il Cannone» (с ит. –
«пушка»). Нетрудно представить подобные взаимоотношения с инструментом и у
героя романа – капитана Геза, неуравновешенного,
резкого человека, которого сторонились окружающие. Репертуар Паганини состоял из его
собственных сочинений, чужие произведения он исполнял очень редко. Предстояло
выбрать именно такое, что соответствовало бы строкам Грина: «Спенсер советует
устраивать скрипичные концерты в помещениях, обитых тонкими сосновыми досками
на полфута от основной стены, чтобы извлечь резонанс, необходимый, по его
мнению, для ограниченной силы звука скрипки. Но не для всякой композиции хорош
этот рецепт, и есть вещи, сила которых в их содержании. Шепот на ухо может
иногда потрясти, как гром, а гром – вызвать взрыв смеха. Этот страстный этюд и
порывистая манера Геза вызвали все напряжение, какое
мы отдаем оркестру». Следовательно, в поле моего зрения попало лишь сочинение
для скрипки solo – 24 Каприса. В воспоминаниях Стендаля я нашла, что виртуоз не любил
исполнять этот опус публично: «Следует слушать Паганини не в больших концертных
залах, когда он пытается состязаться с северными скрипачами, но в тот вечер,
когда он играет каприччио и находится в ударе». Это перекликается с тем, что Гез музицировал только для себя, не выступая публично.
Листая ноты, я искала «…резкие и гордые стоны, жалобу и призыв; затем несколько
ворчаний, улыбок, смолкающий напев о былом» - так описал услышанное главный
герой «Бегущей по волнам». Точного соответствия, к сожалению, обнаружить не
удалось, но наиболее близки оказались каприсы №11 и №20. Последним
доказательством в пользу этого предположения может служить то, что
исследователи неоднократно подчеркивали влияние музыки Паганини, и особенно его
«Каприччи», на некоторые этюды Шопена, один из
которых, возможно, и услышал Грин в этом эпизоде романа.
Предположение
второе:
Другой музыкальный вариант, скорее, связан с
образным содержанием романа, который я попыталась рассмотреть в необычном
ракурсе, не столь очевидном при первом прочтении. Гез,
капитан корабля, возникшего, как видение, появляется на пути главного героя –
Гарвея, по странному стечению обстоятельств. Они заключают между собой сделку и
отправляются в загадочное путешествие. Гез обещал
своему новому знакомому: «…будет очень, очень весело. Вы не будете скучать…».
Но в каюте капитана Гарвей замечает фотографию незнакомки, олицетворяющей
вечную женственность: «Хотя я видел девушку всего один раз, на расстоянии, и не
говорил с ней, - это воспоминание стояло в особом порядке. Увидеть ее портрет
среди вещей Геза было для меня словно живая встреча.
Впечатление повторилось, но теперь – резко и тяжело; оно неестественно
соединялось с личностью Геза». Воспоминание о ней
вызвало у Гарвея тревогу: «…если мимолетное впечатление ее личности было так
пристально, то прямое знакомство могло вызвать чувство еще более сильное и,
вероятно, тяжелое, как болезнь…». Это - образ Биче Сениэль,
который всегда присутствует в мыслях обоих путешественников, незримо находится
с ними на корабле. Но Гарвей не принимает «условий игры» Геза
– отказывается участвовать в развлечениях с женщинами, специально приглашенными
на палубу. Взбешенный капитан расторгает «договор» и ссаживает
неповиновавшегося в шлюпку, оставляя его на произвол судьбы в открытом море,
поступая бесчеловечно. Но как раз именно в этот момент Гарвей встречается со
своей мечтой – Фрези Грант, которая, спустя несколько
мгновений, вновь исчезает, обрекая героя на вечные поиски Бегущей по волнам.
Если обратить особое внимание на строки: «Я понимаю так, что Гез сущий дьявол. Не приведи бог служить под его командой.
Если ему кто-то не нравится, он вымотает из него все жилы» или «Он поддается
внушению и сам же вызывает его, прельстившись добродетельным, например, героем
или мелодраматическим негодяем с «искрой в душе»», то невольно ассоциацируешь Геза с
Мефистофелем, а отсюда Гарвея – с Фаустом, а Биче – с Маргаритой. Тогда и выбор
инструмента, с которым предстает Гез, становится
вполне оправдан. Опера «Фауст» Гуно упоминается женой
Грина среди его самых любимых произведений. Но Гез
все-таки не поет, а играет, поэтому здесь точнее было бы предположить Фантазию
Венявского на темы оперы. Кстати, этого польского композитора нередко называли
«Шопеном скрипки».
Предположение третье:
В ходе моего расследования, я сделала для себя
открытие – оказывается, некоторые этюды Шопена, благодаря переложению
Глазунова, можно исполнить на струнном инструменте, но не на скрипке, а на
виолончели. В таком случае «ошибка» Грина заключается в выборе не композитора и
произведения, а самого инструмента.
В любом случае, это лишь мои личные догадки, не
претендующие на истинность. Возможно, у Вас возникнут другие версии, и это лишь подтвердит, что
произведения Грина – бескрайний мир фантазии, невольно увлекающей за собой.
Марина Блинова
|
