…Я люблю весеннее небо,
Когда только что прошла гроза.
Это твои глаза.
В. Курчавов
Молодой поэт, рано умерший друг Шостаковича, именно таким знал
создателя трагических симфоний – всегда юным Флорестаном,
"очарованной душой", как называли его друзья. На протяжении многих
лет, да что там, - всю жизнь Дмитрий Дмитриевич оставался тем мальчиком,
который смотрит на нас со своих первых фотографий – тот же хохолок, те же очки
и… глаза, ясные, как "весеннее небо". Он обладал незаурядным чувством
юмора и мог, как ребенок, хохотать над удачной шуткой. Но порой эта
мальчишеская смешливость перерастала в едкую сатиру, а повод, к несчастью,
находился очень часто. Тогда, наверное, на ясное небо его глаз набегала
грозовая туча и разражалась искрами молний, а в музыке это выливалось во что-то
особенное…
"Дмитрий Дмитриевич сам играл и пел, а мы
<…> приросли к своим стульям, совершенно ошарашенные,
ошеломлённые хлынувшим на нас безудержным потоком сарказма и беспощадного злого
юмора". Так Галина Вишневская пишет о первом прослушивании
"Сатир" на стихи Саши Чёрного. Через
несколько дней певица пришла к Шостаковичу, чтобы
показать разученный цикл.
- Замечательно, просто замечательно! Только вот боюсь,
не разрешат к исполнению…
Книга Саши Чёрного прошла цензуру и была издана в СССР,
но музыка Шостаковича проявила в стихах совсем иной смысл – получалось, что
разоблачали они не царизм, а Советскую власть и "её бредовую
идеологию". Всё же, вечно юный хулиган, по подсказке
певицы, нашёл выход, и под "Сатирами", кроме "посвящается Галине
Вишневской", в скобках появилось - "Картинки прошлого".
Молнии его глаз ослепляли - Шостакович был доволен и едко смеялся: "…вроде
фигового листка, прикроем их срамные места…".
21 марта 2006 г на
последнем концерте фестиваля, посвящённого 100-летнему юбилею композитора,
"Сатиры" прозвучали снова. Людмила Рубинская,
как когда-то Галина Вишневская, вместе с композитором открыто смеялась над
обывательской пошлостью, над убожеством окружающей жизни. Её глаза искрились и
пронзали насквозь зрительный зал. И произведение было понято – оно как бы
повернулось к нам новой гранью, показало более тонкие и глубокие пласты,
созвучные сегодняшнему дню.
Иногда его взгляд становился напряжённым, каким
бывает небо в зной. Тогда сквозь череду безмятежных и гротескных композиций
проступала музыка глубоко драматичная, "полная виртуозного размаха" -
Вторая соната для фортепиано… Она рождалась трудно, "только маршеобразная
тема первой части, близкая "теме нашествия" из Седьмой симфонии,
возникла сразу". "Внешне у меня сейчас всё плохо, трудно жить, не
устроен… А внутренно – как
будто хорошо. <…> У меня, когда я не работаю, непрерывно болит голова,
вот и сейчас болит. <…> Не пишу музыку. Соната – это мелочь, экспромт.
Кажется, у меня сейчас действительно пауза…"
Сохранился черновик – весь в "перечеркиваниях"
и поправках, с незаконченной фугой. Создавалось интересное, неоднородное по
языку произведение – драматизм первой части оттенялся холодной экспрессией
второй и лиризмом третьей. Первое публичное исполнение разочаровало многих
музыкантов. В этот раз – на фестивальном концерте - всё было иначе – под
чуткими и сильными пальцами Беллы Альтерман возник образ блокадного Ленинграда,
и леденящий дух времени волной звуков хлынул в зал.
В годы
кризиса пародия на действительность отражалась в зеркале его глаз, только не
всем суждено было её увидеть, и поэтому, порой, его музыка воспринималась как
нечто поверхностное. "Банальной стилизацией" стали в 1956 году и
"Испанские песни". Сегодня исполнители воспринимают этот цикл
по-иному: "Здесь всё очень умно - много разных отсылок, есть скрытые
пародийные моменты. (Шостакович не мог без пародии, даже когда страдал или
мечтал.) Композитор создал своеобразную стилистику – очень тонкую и изысканную,
но сказать, что это Испания нельзя. Возможно, так композитор чувствовал поэзию,
или таким было внутреннее звучание его души, ломающееся, словно воплощённый в
"песнях" ритм".
С возрастом человек снова приобретает ту
непосредственность в восприятии мира, какой обладал в детстве, и тогда, за
стёклами очков, в его "ясных, как весеннее небо, глазах" можно
увидеть пережитое…
Прасол
Ольга
|