Мы с Антоном Пухом живем в одном городе, но встретиться так и не смогли. Он заболел после гастролей и находился дома. Помог телефон – на одном конце провода журнал «nnovый студент», на другом – Антон—лидер панк-рок-группы «FPG». Температура не в счет.

Н.С.: Что ты делаешь с голосом, если вдруг простудишься?

Пух: Пью коньяк. Раньше пил сырые яйца, но в связи с заботой обо мне окружающих людей (а в частности, гитариста Дмитрия Селезнева) и опасностью заболеть птичьим гриппом, делать это перестал.

Н.С.: Как ты считаешь, музыканту нужна постоянная девушка, жена? Как ты понимаешь верность? Совместимы ли такие понятия, как рок-музыкант и верность?

Пух: Я думаю, любому человеку нужна любимая женщина. Просто очень многим жить без какого-то близкого человека гораздо проще. Человек меньше уязвим, если у него никого нет, не о ком заботиться, кроме себя. Как в роке, так и не в роке, есть много людей, и людей разных. Но насколько я могу рассуждать о рок-музыке и вообще о рок-людях, которых я знаю, то они все верные друзья и уважающие своих женщин люди. Так что этот вопрос просто оскорбительный для рок-артиста.

Н.С.: По твоему мнению панк нового времени - гламурный персонаж?

Пух: Нет, конечно нет. Ну, единственное, что может объединять гламур и панк-рок это происхождение слова «панк» - это гниль. И все это течение изначально мертвое. Вот это как раз тот эпатаж, который не настоящ. Панк-рок может шокировать своим естеством, а гламур это немного пошло.

Н.С.: Т.е. гламур и панк это антонимы?

Пух: Да. Просто само течение как «панк-рок» оно изначально было ультра модным. Его понимали опять же не все, и только сейчас спустя 30 лет в Россию все это вернулось. Потому что по сути гламур – это как раз эпатаж слегка вычурный. А панк-рок, который возник в Англии в 78 году он как раз и был таким. Только там вместо страз и мехов использовались булавки и какие-то крупные сетки с элементами рванья. Тот панк-рок, который был раньше, та мода в панке – она была настоящей. Это был действительно протест и люди жили, умирая каждый день. А сейчас это все пришло к нам и это потеряло саму идеологическую подоплеку – это всего лишь модно. Я раньше имел много проблем, связанных со своим внешним видом. Буквально десять лет назад вообще по улице невозможно было ходить с дыркой в штанах. А сейчас те самые люди -«гопники», которые просто идеологически могли объяснить человеку, что ходить в рваных штанах – это преступление. Сейчас все это бычье одевается именно вот так, и понимаешь, чего люди стоят. А вообще, гламур и панк-рок вещи разные, я так считаю.

Н.С.: Какие прически сейчас актуальны для панков: гребни или что-то другое?

Пух: Очень неправильно панкам навязывать что-либо. Гребни, которые были придуманы в начале 80-х годов, сейчас стали модными. Панк-рок – это изначально протест, по хрену уже против чего, если все так до абсурда доходит – становятся модными рваные джинсы и гребни! Вообще, панк-рок-движение — это антоним всему остальному миру. Если сейчас модно ходить с ирокезами, значит, панки смело могут стричься цивильно.

Н.С.: А ты где делаешь прически?

Пух: Мне как-то повезло, я знаю очень много талантливых и творческих людей - некоторые из них парикмахеры. Но на самом деле в прическе самая важное это идея, а поскольку я общаюсь с людьми более менее вменяемыми, то я могу объяснить, что мне нужно. И качество моей прически зависит не от профессионализма парикмахера, а от самой идеи. Я не прихожу к парикмахеру и не говорю: «Сделайте мне что-нибудь красивое!». Я прихожу и говорю: «Мне нужно отстричь 2 см здесь и здесь, сделать волосы такой-то длины и такой». Это моя идея, это личный дизайн моей головы. Это не означает, что светлый локон означает инь, а темный рядом с ним янь. Хотя если пофилософствовать можно конечно и до этого дойти, но я не думаю что нужно искать смысл абсолютно во всем.

Н.С.: Я знаю, ты пишешь картины.

Пух: Да.

Н.С.: А пейзажи пишешь?

Пух: Да, я писал пейзажи. Но так отвлеченно, не в училище, не тогда, когда это было надо, а просто от вдохновения. А вообще, я дипломированный художник-бутафор, я больше театральный художник, нежели живописец.

Н.С.: А излюбленная тема в твоих картинах?

Пух: Мне кажется, я все-таки символист. Писать можно все что угодно, главное, чтобы это что-то значило. Излюбленная тема – это автопортреты. Автопортретов я нарисовал больше всего в своей жизни, потому что единственный человек, которого я знаю более или менее близко – это я сам.

Н.С.: А кто тебе из художников близок?

Пух: Вообще, большинство художников эпохи Возрождения, но по духу близок Ван Гог. У него, правда, немного автопортретов :) (смеется).

Н.С.: А ты способен на такой поступок, как он?

Пух: Вы имеете в виду достаточно ли я больной человек для каких-то отчаянных, радикальных поступков? Я совершал иногда в жизни такие поступки, которые даже у меня самого вызывали шок, но о них я рассказывать не буду.

Н.С.: Ты работал по профессии когда-нибудь?

Пух: Да, в Оперном театре. Проработал чуть меньше года. Ушел, так как не сложилось с администрацией. Я вообще в школе был отличником, у меня только по поведению единственные были незачеты. Так как-то и жизнь моя сложилась в остальном. Я очень человек талантливый, легко обучаемый всему, но единственно только человеческий фактор меня выводит иногда из равновесия.

Н.С.: Говорят, девушки идут в универ за женихами, а ты с какой целью пошел учиться?

Пух: Вы думаете, я тоже за невестами пошел (смеется)? На тот момент у меня была мотивация, которая казалась мне достаточно серьезной. Я просто уже успел поучиться в некоторых заведениях, где с контингентом имел очень напряженные отношения из-за своего внешнего вида – он очень «сильное впечатление» на людей производил. А постоянные битвы с «бычьем» не входили в распорядок моей жизни. Поэтому путем логических размышлений я подумал, что люди театральные более готовы принять что-то непонятное, нежели кто-то другой. Тем более Черный пруд рядом, центр города.

Н.С.: Представляешь ли ты группу «FPG» без мата?

Пух: На самом деле, представляю. Можно выражать свои мысли так же темпераментно без ненормативной лексики. Я как-то для себя присутствие мата всегда оправдывал  тем, что «Из песни слов не выкинешь». Я из песен не буду выкидывать слов, но то, что я смогу написать песню без мата, – для меня не вопрос. Просто это был юношеский максимализм. И опять же, когда из всех музыкальных ларьков доносились песни про «белые розы» и «розовые вечера», я не мог ничего другого делать, как ругаться матом. А сегодня, когда из каждого динамика звучит «Ленинград» и «Кровосток», то мне просто стыдно ругаться матом, потому что это модно. А панк-рок – это антимодное направление.

Н.С.: То есть следующий альбом, возможно, будет без мата?

Пух: Да, и про любовь.

Н.С.: Твои песни носят яркий социальный характер, помимо песен, пробовал как-то воздействовать на жизнь города?

Пух: Я хотел бы сделать выставку своих картин. Единственное, что меня останавливает, так это их отсутствие – потому что у меня есть  их только полторы.

Н.С.: А что бы ты хотел изменить в нашем городе?

Пух: Отношение людей в целом к своим делам, в частности, это, естественно, касается музыки. А люди, которые этим занимаются, не всегда компетентны, не всегда достаточно активны. А тем, допустим, которые активны и компетентны, им неинтересно и коммерчески невыгодно заниматься музыкой. Хотелось бы этот момент  как-то изменить.

Н.С.: А что-нибудь такое ближе к социальной стороне?

Пух: Я асоциальный человек вообще, мне как-то эти вопросы чужды. Но в принципе, я очень трепетно отношусь к архитектурной истории нашего города - одного из самых красивых и неповторимых городов, которых я когда-либо видел. Очень жаль, что тот город, вдохновляющий: поэтов, художников, писателей  и музыкантов, становится обезображенным, безликим.

Н.С.: Константин Кинчев в одном из интервью сказал, что ты можешь стать вторым Виктором Цоем. Как ты считаешь, у вас есть что-то общее?

Пух: Мне очень приятно, что Константин Евгеньевич такого мнения. Это вообще очень большая ответственность – такие слова, сказанные в мой адрес. Я попытаюсь сделать все, что в моих силах, чтобы следовать своему пути точно так же безупречно, как это делал Цой.

По телефону болтала Марина Ерискина

Фото–студия «Adalante»